Подготовили Глебова Наталья и Кузнецова Дарья ИСЭ11-1Д
12 декабря 2013 года на заседании диссертационного совета Д 212.123.01, созданного на базе Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), прошла успешная защита диссертации Подкатилиной Марии Леонидовны на тему «Судебная лингвистическая экспертиза экстремистских материалов: теоретические и методические аспекты». В интервью Мария Леонидовна ответила на вопросы о своей работе над этой темой, а так же рассказала, как государство борется с экстремизмом в настоящее время.
― Расскажите, пожалуйста, как прошла защита вашей диссертации на тему «Судебная лингвистическая экспертиза экстремистских материалов: теоретические и методические аспекты»?
― Защита состоялась 12 декабря 2013г., на ней присутствовали двадцать членов совета, шесть из которых являются докторами по специальности 12.00.12 «Криминалистика, судебно-экспертная деятельность, оперативно-розыскная деятельность». Все присутствовавшие члены диссертационного совета проголосовали за присуждение ученой степени кандидата юридических наук. В рамках дискуссии был задан вопрос профессором Геннадием Владимировичем Дашковым: «Имеет ли судебная лингвистическая экспертиза исторический аспект? Можно ли считать казачью песню, о которой сказал М.Ю. Лермонтов, экстремистской?». Естественно, высказывания из произведения М.Ю. Лермонтова экстремистскими признаны быть не могут, поскольку каждое высказывание рассматривается в контексте его употребления, следовательно, вырванный из контекста отрывок предметом анализа быть не может. Если же мы рассмотрим произведение М.Ю. Лермонтова целиком, то никаких лингвистических признаков экстремизма там не обнаружим. Аналогичный вопрос был задан и про произведение Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат», которое также не содержит признаков экстремизма.
Проблема экстремизма у нас в стране стоит очень остро. Уже более 10 лет экстремизму пытаются противодействовать. Так, в 2002 году был принят федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности». Все меры, направленные на решение этой проблемы, в большинстве своём направлены на борьбу с уже существующими явлениями, т.е. на раскрытие и расследование преступлений, а превентивных, профилактических мер принимается достаточно мало. Сложность ситуации и в том, что необходимо с одной стороны противодействовать экстремизму, а с другой – соблюдать свободу слова и не допускать цензуру. А это достаточно сложно, поскольку все политические, общественные деятели, журналисты склонны к привлечению широкой аудитории. А чем можно ее привлечь? Обратиться к острому вопросу, используя резкие выражения, поэтому зачастую речи журналистов, политиков сопровождаются высказываниями, которые находятся на грани экстремизма. Например, спорная предвыборная кампания В.В. Жириновского «За русских».
― Почему Вас заинтересовала именно эта тема?
― Заниматься этой темой я начала достаточно давно. В 2007 году мой научный руководитель – профессор Елена Игоревна Галяшина, помогла мне определиться с направлением иследования. В то время вышла её монография «Лингвистика против экстремизма», в которой освещались проблемные аспекты производства лингвистических экспертиз по делам о словесном экстремизме. Меня привлекла эта область экспертной деятельности тем, что в то время ещё не были разработаны методические подходы к исследованию проблем экстремизма. И до сих пор экспертная практика неоднородна. Если мы проанализируем судебные экспертизы, которые назначаются по таким делам, то увидим, что их достаточно много. Я выявила более 21 наименования судебных экспертиз, назначаемых по данной категории дел: социогуманитарная, лингвистическая, психолого-лингвистическая, политическая и другие. Такая ситуация сложилась потому, что после разработки соответствующей нормативной базы по противодействию экстремизму правоприменители столкнулись с проблемой, как определить, есть ли в конкретной публикации или видеоизображении признаки экстремизма. Многие представители различных наук подумали, что именно они всё понимают в экстремизме и могут проводить экспертизы по такой категории дел, решая, содержатся ли в материале признаки экстремизма. Политологи подумали, что экстремизм ― политическое явление, а поэтому они должны заниматься этой проблемой. Социологи решили, что речь идёт о социальных группах, а это относится к их компетенции. Лингвисты посчитали, что раз речь идёт о слове, то должна проводиться лингвистическая экспертиза и т.д. Но, как показала практика, это не так. Изначально, поскольку в экспертных учреждениях не было таких специалистов, экспертизы назначались в государственные не экспертные учреждения ― чаще всего в ВУЗы. Преподаватели в большинстве своём научные работники, и у них производство экспертизы зачастую подменялось научными изысканиями в конкретной области знаний. Такие заключения получались внутренне противоречивыми, поскольку научное исследование предполагает обзор всех точек зрения. Вместо одного конкретного вывода, итогом их работ становился обзор на заданную тему, поэтому возникла необходимость разработки, как теоретических, так и методических основ данного вида экспертизы. И я решила заняться решением этой задачи.
― В рамках данного вопроса у Вас 27 публикаций, множество выступлений на конференциях. Как Вам удавалось совмещать такую интенсивную работу, учёбу в аспирантуре (Мария Леонидовна Подкатилина была признана «Аспирантом года 2013» – прим. ред.) и успешную преподавательскую деятельность?
― На самом деле здесь никаких секретов нет. Мне кажется, главное для человека – уметь организовать своё время. В том числе и для студента важно всё правильно спланировать. Успеть можно всегда и везде, главное правильно расставить приоритеты, и в соответствии с ними определить задачи, которые необходимо решить.
― Сколько времени у Вас заняло написание этой работы?
― С 2007 года я начала исследования, в 2008 году появилась первая публикация, потом некоторые вопросы освещались в рамках последующих публикаций, затем они нашли отражение в дипломной работе и затем уже были обобщены в диссертационном исследовании. Из частичек сложилось единое целое. Поэтому, если вам уже интересна какая- то тема, то стоит ей заняться, чтобы её изучение вылилось в дипломную, а потом, возможно, и в диссертационную работу.
― В своей работе Вы пишете, что в связи с ростом числа преступлений экстремистской направленности и для эффективности их расследования необходимы исследования в области экспертизы экстремистских материалов. Как Вы думаете, в чем же причина роста количества таких преступлений? Почему эта проблема остаётся острой?
― Причина, наверное, и это не только моё мнение, в проблемах миграции населения. Появилось много приезжих, которые не всегда ведут себя толерантно по отношению к различным членам социума. Безусловно, это не все мигранты, а только некоторые их представители. Некоторые подростковые организации стали критически относится к таким проявлениям, и это во многом обусловливает рост экстремистских настроений в обществе.
― Вы анализировали множество дел экстремистской направленности. На Ваш взгляд, больше экстремизма на национальной или религиозной почве?
― На самом деле, достаточно трудно однозначно ответить на этот вопрос. Несколько лет назад преобладал экстремизм на национальной почве, но сейчас много проявлений религиозного экстремизма, поскольку увеличилось число мигрантов, и они придерживаются иной религии, чем та, что преобладает в России. Кроме того, это связано с тем, что появилось множество не только представителей разных религий, но и представителей разных религиозных течений, которые не относятся к традиционным религиям. И иногда именно такие течения являются течениями экстремистского толка, которые радикально относятся к иным религиям.
― Безусловно, немаловажная проблема ― это распространение такой информации. Большую роль в современном мире играют социальные сети. Как Вы считаете, как бороться с экстремизмом в социальных сетях?
― Было достаточно много дел, итогом которых становился запрет конкретной страницы в сети Интернет, в частности в социальной сети «Вконтакте». С 2012 года начал действовать государственный реестр ― перечень сайтов, доступ к которым запрещён. Наверное, на данный момент блокировка доступа ― это единственный эффективный способ борьбы. Иных способов я пока не вижу, это связано со сложностью разграничения свободы слова и цензуры. Правозащитники не дремлют, и в случае возникновения спорных ситуаций, сразу встанут на защиту свободы слова.
― А как может простой обыватель, обычный участник социальной сети бороться со страницами с экстремистским контентом?
― Гражданин может обратиться в соответствующие правоохранительные органы, к подведомственности которых относятся данные дела. Например, обратиться с заявлением в прокуратуру для проверки конкретной странички в сети. Ни в коем случае не надо самостоятельно вступать в контакт с лицом, опубликовавшим материал.
― В каких формах экстремизм может выражаться вовне, какие действия подпадают под эту категорию? Будет ли считаться проявлением экстремизма надпись на футболке?
― В Уголовном кодексе есть статьи 280 и 282, которые связаны с публичными призывами к экстремистской деятельности и возбуждением вражды и розни. Так же предусмотрена и административная ответственность за распространение экстремистских материалов. В каждой ситуации нужно исходить из того, признан ли материал, который демонстрирует человек, экстремистским или нет. Если же он ранее был признан экстремистским, и лицо его распространяет, продавая или нося на себе, то это будет считаться распространением экстремистских материалов. А если же кто-нибудь на улице выкрикивает какие-либо экстремистские лозунги, то это уже будет считать призывами. Это же распространяется и на средства массовой информации. Интересный пример связан с исследованием футболки с изображением трех черепов, удерживающих в челюстях кинжалы, двух размещенных по краям восьмиконечных крестов на возвышениях, аббревиатур «СПХ» и лозунгом «Православие или смерть!». По данному делу было два заключения экспертов с противоположными выводами, что, кстати не редкость по делам об экстремизме, и два противоположных решения суда. Один суд не признал лозунг «Православие или смерть» экстремистским, другой – признал. В настоящее время на основании решения Черемушкинского районного суда г. Москвы лозунг «Православие или смерть» включен в Федеральный список экстремистских материалов.
― А как же находить в сети Интернет контент, который запрещён к распространению? Если занимать этим людей, то будет потрачен огромный человеческий ресурс, а это неизбежно повлечет и крупные материальные затраты. Существует ли автоматизированная система?
― Автоматизированная система существует. Например, Роскомнадзор проводит мониторинг сети Интернет для поиска информации экстремистского характера, а так же иной запрещенной к распространению информации. Это пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений, пропаганда культа насилия и жестокости, и другая информация, которая запрещена в целях защиты детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию.
― А как проходит мониторинг? По словам или фразам?
― Был проведен тендер, его выиграла фирма, которая создала программу для поиска такой информации в полуавтоматическом режиме. Она не полностью автоматизирована: она выдает перечень сайтов и публикаций, а дальше уже человек определяет, действительно ли там есть признаки экстремизма. Если же лицо не может принять решение, что случается, например, когда в материалах использованы манипулятивные приёмы, и человеку, не обладающему специальными знаниями и использующему обыденное языковое сознание, трудно вычленить такие лингвистические приёмы, здесь появляется необходимость в привлечении экспертов, которые и дают заключение о содержании таких материалов.
― На ваш взгляд, эффективна ли такая система, ведь зачастую высказывания экстремистской направленности могут и не содержать явных признаков, экстремизм может быть завуалирован. Можно ли выявить такие случаи в автоматическом режиме?
― Я думаю, нет. Это утопия, поскольку полностью заменить человеческие ресурсы во всех аспектах, которые касаются языка, невозможно. Нельзя использовать только формальный подход в таком вопросе.
― Получается, такая система не способна охватить весь объём информации?
― Получается, да. Но, на мой взгляд, хорошо бы привлекать общественные организации, например, активные студенческие объединения. Их участники общаются в социальных сетях, имеют представление об информации, которая там появляется, и могут способствовать превентивной деятельности, помогать выявлять контент экстремистской направленности.
― Давайте обратимся к субъективной составляющей. Как оценить высказывание, которое содержит определённую негативную оценку другой национальности, но ввиду устойчивости такого выражения, сам говорящий не вкладывал в реплику именно такой экстремистский смысл?
―Всегда учитывается субъективная сторона подобного деяния. Для того, что бы признать какое-либо высказывание экстремистским, нам нужно учитывать направленность этого высказывания, то есть у лица должна быть цель призвать или побудить кого-то к каким-либо определённым действиям или бездействиям в отношении социальной группы по национальным, религиозным или иным признакам. Поэтому, если лицо не преследует такую цель, то говорить о проявлении экстремизма нельзя. Даже если человек ненавидит представителей других национальностей, но ПУБЛИЧНО это не выражает: не выступает на митингах, не публикует это в СМИ, то признаков экстремизма не будет, поскольку нет цели. Эксперт не определяет наличие или отсутствие умысла в высказывании, он может определить только лингвистические признаки того или иного явления и описать их. Установление умысла – это задача правоприменителя, но не эксперта. Даже название экспертизы ― «Судебно-лингвистическая экспертиза экстремистских материалов» условно. Это не значит, что все материалы, которые исследуются экспертом в рамках такой экспертизы, будут впоследствии признаны экстремистскими.
― А будут ли считаться экстремистскими материалами анекдоты, высмеивающие различные национальности?
― При любом анализе мы учитываем жанр, в котором написано то или иное произведение. Сам жанр ― «анекдот» не предполагает направленность на формирование негативного отношения к той или иной группе. Да, он может быть направлен на высмеивание отдельных черт характера, но проявлением экстремизма это считаться не будет.
― Что происходит с теми материалами, которые признаны экстремистскими?
― Такие материалы удаляют. Существует Федеральный список экстремистских материалов, который ведёт Министерство юстиции, и все те позиции, которые там обозначены, должны устраняться от общественного внимания.
― Существует позиция некоторых религиозных деятелей, согласно которой материалы экстремистского характера не нужно устранять. Наоборот необходимо максимально освещать этот вопрос, объясняя, что же является экстремизмом, так как многие жители нашей страны не всегда понимают, какие религиозные учения на самом деле содержат призывы экстремистского характера, а какие ― весьма мирные верования. В пример они приводят ислам, который многие считают религией радикальной направленности, так как неправильно сводят его к одному из течений ― ваххабизму. И СМИ должны не замалчивать эту проблему, а как можно шире освещать ее.
― Безусловно, проблему экстремизма нужно освещать и раскрывать, но это не значит, что нужно это делать через публикацию материалов экстремистского характера. Они нацелены на формирование негативного отношения к лицам определённых национальностей, религиозных групп и так далее. Говорить о проблемах, естественно, нужно, это и есть основная функция журналистики ― освещать актуальные проблемы. И рассказывая, что такое «ваххабизм», а что такое «ислам», журналист не переступит грань между освещением проблемы и экстремизмом, но это ни в коем случае не должно осуществляться через публикацию экстремистских материалов.
― Всегда ли можно однозначно говорить о наличии признаков экстремизма в исследуемых материалах? Бывают ли случаи, когда однозначный вывод сделать невозможно?
― Нельзя установить наличие таких признаков точно, если коммуникативная ситуация описана не полностью или фраза вырвана из контекста. Например, если прошёл какой-то митинг, но нет ни фонограмм, ни видеоматериалов, а есть только свидетельские показания. Существует две точки зрения в лингвистической экспертизе: одни считают, что можно использовать свидетельские показания как объект лингвистической экспертизы, а другие, наоборот, считают, что их использовать нельзя, поскольку это уже переложение речи субъекта, то есть фактически пересказ того, что происходило. Половина высказываний может быть забыта, другая половина может быть неправильно понята. Поскольку для лингвистической экспертизы важно не только содержание, но и форма высказывания, то показания объектом исследования быть не могут. Таким образом, при наличии только свидетельских показаний сложно сформулировать правильный вывод о наличии экстремизма в высказывании выступающего.
― Если высказывание было в метафорической форме, то есть оно имеет двоякое толкование, и в одном случае мы можем усмотреть в этом экстремистскую направленность, а в другом случае – оно совсем нейтральное. Что делать в таких случаях?
― Говорить об этом абстрактно достаточно сложно, всегда лучше рассматривать конкретные примеры. Но, в крайнем случае, эксперт имеет возможность дать и альтернативный вывод, когда у нас возможно и такое понимание, и другое, в зависимости от того, какая была коммуникативная ситуация.
― Во всех ли случаях можно отличить вопросы, относящиеся к наивному лингвистическому знанию от тех, которые требуют специальных лингвистических знаний? Как решают эту проблему те органы, которые формулируют эксперту вопросы, ведь для них это довольно далёкая область?
― На мой взгляд, подобные проблемы правоприменителей связаны не столько с отдаленностью области, сколько со стремлением переложить на эксперта свою работу. Конечно, проще задать эксперту вопрос: «являются ли материалы экстремистскими?», освободив себя от лишнего бремени доказывания. Субъект получает информацию о том, что материал является экстремистским, и говорит, что есть экспертиза, которая всё подтверждает. Но на самом деле, эксперт, формулируя ответ на такой вопрос, выходит за рамки своей компетенции. Что касается разграничения наивного знания и знания специального, то это достаточно сложная проблема, поскольку чётко провести границу нельзя. Чаще всего если исследуют краткий объект, то для формулирования вывода достаточно обыденного знания. Но когда объекты значительного объема, и возможны различные толкования, то нужно обращаться к лицам, обладающим специальным знаниям.
В своей работе я привела пример, когда проводили исследования по краткому объекту. На одном из монументов в Амурской области была надпись «Бей …(указаны представители одной национальности)». По данному призыву проводилось пять экспертиз. Естественно, это излишне. На мой взгляд, в данном случае для того, чтобы признать материал экстремистским, хватило бы и компетенции правоприменителя, то есть можно было обойтись и без привлечения лиц, обладающих специальными знаниями.
― Почему в отношении одного объекта могут назначаться столько разных экспертиз?
― Экспертиз таких материалов достаточно много, потому что каждый изучает объект со своей точки зрения. Безусловно, проводимая социологическая экспертиза будет отличаться от лингвистической или социо-гуманитарной экспертизы, поскольку каждый использует те методы, которыми он владеет. Но такой разброс методик обусловлен тем, что нет единых методических рекомендаций по исследованию наличия или отсутствия в текстах признаков экстремизма. Если бы была одна унифицированная методика, было бы закреплено, что лингвист решает одни задачи, социолог ― другие, и так далее. Тогда можно было бы говорить о том, что у каждого есть свой вопрос, который он исследует. Часто экспертизы, назначаемые по такой категории дел, являются комплексными, например, лингвистические и религиоведческие. Если исследуются религиозные тексты, то без участия религиоведа сложно их толковать. Например, уже упомянутое мною исследование изображения на футболке, состоящее из черепов, кинжалов, крестов и надписи «Православие или смерть». Лица, проводившие первичную экспертизу, были далеки от религиозной тематики, и установили, что в этом материале есть признаки экстремизма, а эксперты, проводившие повторную экспертизу, указали, что это изображение корнями уходит в старину и лозунг «Православие или смерть!» уже несколько десятилетий используется на знамени афонского монастыря Эсфигмен, и что лозунг «Православие или смерть!» означает внутренний духовный выбор для последователей православной веры – либо сохранение веры, либо гибель (смерть). Таким образом, для решения этого вопроса необходимо было применение комплекса специальных знаний.
― Может ли личность самого эксперта влиять на проводимые исследования? Например, высказывание затрагивает национальность, к которой относиться эксперт. Может ли это быть основанием для отвода?
― Такого основания в законодательстве у нас нет. Но эксперт должен быть объективен и должен строго следовать методическим рекомендациям по производству экспертизы. И если он им следует, то придёт к объективным выводам. Но вопрос о субъективной составляющей очень интересен. Некоторые исследователи вообще считают, что экспертизу экстремистских материалов проводить не нужно. Человек не может полностью абстрагироваться от различных политических взглядов, отказаться от своей веры, национальности, поэтому он необъективен изначально. Эта точка зрения радикальна. Без такого рода экспертиз обойтись невозможно, так как сам правоприменитель эти вопросы решить не может.
― Многие радикально настроенные группировки уже выработали свой «сленг». Возможно, стоит составить словарь экстремистских выражений, который поможет экспертам при анализе различных материалов?
― Это хорошая идея.
― А он сам не будет признан экстремистским материалом?
― Я думаю, нет. Он ведь связан с толкованием слов, употребляемых в этой среде, и сам представлять собой экстремистский материал вряд ли будет, потому что не будет направлен на побуждение к каким-либо действиям против определённой социальной группы, а будет описывать лишь сложившиеся языковые реалии.
― Нас, как студентов, заинтересовало описание дисциплины. Будет ли введён отдельный курс по изучению этой экспертизы?
― Есть предмет, который называется «Судебная лингвистическая экспертиза», которую изучают с 4 по 5 курс. В рамках этого предмета изучаются различные виды судебных лингвистических экспертиз. Это и лингвистические экспертизы по делам об оскорблении, о защите чести и достоинства, деловой репутации, по делам о пропаганде наркотических средств, и в том числе лингвистическая экспертиза экстремистских материалов. То есть, именно в рамках лингвистической экспертизы вы будете осваивать методические аспекты этой экспертизы. Еще один курс, связанный с изучением лингвистической экспертизы экстремистских материалов есть в программе подготовке магистров по направлению «Правовая лингвистика».
― Будете ли Вы продолжать работать над этой темой?
― Безусловно эту тему я не оставлю, потому что за годы работы она стала мне близка, появилось много наработок в этой области. В будущем планирую продолжить работу над данной темой, поскольку в области лингвистической экспертизы экстремистских материалов осталось еще много нерешенных проблем.
